Архивы автора: admin

лев-гришин-марта-антоничева

Интервью Льва Гришина и Марты Антоничевой о документальном кино

лев-гришин-марта-антоничева

Еженедельник «Аргументы и Факты» № 34 22/08/2012.

Накануне Дня российского кино саратовские режиссеры-документалисты Марта Антоничева и Лев Гришин рассказали еженедельнику «АиФ — Саратов» о том, как рождается современное авторское кино и на какую аудиторию оно ориентировано.

Специального образования не надо

— Можно ли сказать, что документальное кино в наши дни популярно?

Марта: Мне кажется, сейчас авторское кино в нашей стране находится в самой ужасной ситуации за последние несколько десятков лет. И это касается не столько документального, сколько игрового — режиссеры снимают фильмы, которые получают призы на престижных мировых фестивалях, но при этом не могут собрать зрителя в кинозалах. Чего уж говорить про документальное кино, его вообще вне фестивальных показов редко кто видит.

Лев: А я не соглашусь с тем, что долгое время документальное кино не пользовалось популярностью. Как раз наоборот, его показывали в кинотеатрах и по телевидению, наряду с игровыми фильмами, а режиссеры получали высшие фестивальные награды. Ситуация изменилась, но не в лучшую сторону. Сейчас для большинства документальное кино — это формат просветительских передач.

— Бытовые камеры сегодня есть почти в каждом доме. Но значит ли это, что снимать документальное кино может каждый, и чем оно будет отличаться от профессионального?

Лев: Без любительской съемки нет и профессиональной, всем надо с чего-то начинать. В кино есть много самоучек, как и в музыкальной сфере или в живописи. Самым известным примером совмещения любительской съемки с профессиональной режиссурой стал, наверно, документальный проект «Жизнь за один день». В июле 2010 года тысячи людей со всего света выложили видеоклипы о своей жизни на YouTube, а после режиссер собрал из этих отрывков целый фильм.

Марта: Снимать кино может каждый. Другой вопрос, что для этого иногда бывает недостаточно бытовой камеры, а иногда хватает и мобильного телефона, все зависит от задач и целей. Скажем, молодой режиссер из Бельгии сняла свой дипломный документальный фильм скрытой камерой. Он вызвал такой мощный ажиотаж, в результате которого власти были вынуждены изменить один из законов этой страны. Безусловно, знания имеют значение, но получить их можно самыми разными способами. Существуют всевозможные курсы, тренинги, учебные программы, главное — желание разобраться и понять. Хронику начала XX века, кстати, начинали снимать именно любители. Марина Разбежкина, которая по профессии филолог, рассказывала, что в советское время ей не давали снимать кино только потому, что у нее не было профессионального образования. Так что острая необходимость специального образования в кино — это скорее советский пережиток в восприятии людей.

Заказчик — не указ?

-На что вы пытаетесь обратить внимание зрителей в своих фильмах?

Лев: Я обычно снимаю о том, что меня самого интересует и волнует. Не представляю, как можно снимать фильм по заказу.

Марта: Уже довольно давно в доксреде существует анекдот, что для того, чтобы стать известным режиссером, нужно снять фильм или про бомжа погрязнее, или про что-то еще менее приятное в нашей жизни. Есть, наоборот, сторонники призывать к высшим чувствам и сеять доброе, вечное. Если все же относиться к доккино как к искусству, а не просветительскому кино, то вряд ли можно однозначно сказать: благодаря нашим фильмам мы хотим, чтобы мир стал лучше, или добрее.

Справка: Лев Гришин и Марта Антоничева — авторы фильмов «Танцуй, пока играет музыка» (2009, фильм принимал участие во множестве российских и зарубежных фестивалей и получил два приза), «А я тебя нашел!» (2012, премьера фильма прошла летом на фестивале в Эстонии, в сентябре его покажут в Греции на одном из старейших фестивалей независимого кино).

Рецензия на документальный фильм А я тебя нашел!

2012: «А я тебя нашел!» Лев Гришин, Марта Антоничева (Россия). Дневник фестиваля.

КИНОДОК. Показ 18 сентября с 10-00. Дом кино, малая студия.

«Человек 30 лет живет своей жизнью, 15 – ишаком, 15 лет собакой, 15 лет обезьяной».

Старость отведена нам для осмысления жизни, которое, в свою очередь, погружает в воспоминания. «А я тебя нашел» Льва Гришина и Марты Антоничевой в этом смысле является фильмом-ностальгией.

Для главной героини картины Натальи Бобковой время остановилось после того, как умер ее муж. С тех пор она существует памятью, погружаясь в нее все глубже и глубже. Муж Натальи — Алексей был восьмым ребенком в семье без отца и никогда не знал ласки. Его собиралась убить мать, но Алексея вовремя спасла старшая сестра. Затем работа строителем, появление на страницах советских газет.

Для Натальи муж навсегда остался самым близким человеком, который, несмотря на грубость, был для нее и любовью, и авторитетом. Их встречу можно назвать волью судьбы. Алексей лишь однажды видел Наталью, и специально приехал за ней в деревню. Алексей сказал будущей супруге: «А я тебя нашел», и с тех пор они никогда не расставались.

После кончины Алексея в душе Натальи образовалась пустота, которую она на время заполняет, просматривая старые фотографии, перечитывая газетные вырезки о муже. Единственным богатством для пожилой женщины осталось здоровье и, пожалуй, смех. С иронией и не сходящей с лица улыбкой Наталка, как ее звали в родной деревне, говорит, что для нее нет ни обиды, ни страха смерти.

Она уверена благодаря рассказу Бунина, который не раз вспоминает по ходу фильма, что Господь отвел человеку 75 лет. Причем, изначально человеку было дано всего 30 лет. Такой срок показался ему слишком малым, и он попросил у Бога еще. Тот дал. Отдали и животные человеку части своих жизней. Получилось, что тот увеличил свое существование, но вместе с тем взял на себя и судьбу ишачью, и собачью, и обезьянью.

«А я тебя нашел» не развивает вышеуказанной мысли, оставаясь фильмом, сосредоточенным на воспоминаниях. Наталья Бобкова делится накопленным опытом со зрителем и шутливо сравнивает себя с обезьяной, словно удивляясь тому, что еще до сих пор жива, даже после смерти мужа. Алексей показывается в картине черно-белыми кадрами, как уже навсегда ушедший в прошлое образ.

Одним из символов фильма служит цветок, стоящий посреди небольшой комнаты. Он символизирует ту тоску Натальи по молодости и родной Украине, которую она выражает в забытых песнях предков.

«А я тебя нашел» может показаться слишком личным фильмом. Но в словах Натальи звучит та мудрость и правдивость, которая может натолкнуть на дальнейшие размышления о смысле жизни и смерти. С такого ракурса лента Гришина и Антоничевой приобретает совсем иное значение, превращаясь из съемок пожилой Натальи в повесть о человеческой судьбе и преданной любви к мужу.

Антон Лемесев

Антоничева М. Ю. Набоков и аллюзии

Антоничева М. Ю. Набоков и аллюзии // Заповедник (литературно-художественный Интернет-журнал). №61 (январь). 2005. С.6.

Одной из основных тем романа «Бесконечный тупик» является тема отца. Сюжетная линия, связанная с этой темой, очень четко вычленяется в структуре повествования, что позволило редакции журнала «Новый мир» объединить примечания именно по тематическому принципу при создании журнальной публикации отрывков романа (см. «Новый мир», 1992 № 9 – тема отца, 1992 № 11 – тема России; тематический принцип стал основным при отборе и публикации «Примечаний» в периодике).

Тема отца и сына порождает широкий аллюзийный ряд в романе. Но, на наш взгляд, актуальной является аллюзийная ориентация Галковского на роман В. Набокова «Дар» (на это указывает сам автор в примечании к № 409 с. 290[1]), особенности которой мы и попытаемся выявить в данной работе. Читать далее

Антоничева М. Ю. Специфика аллюзийности в романе А. Битова Пушкинский дом

Антоничева М. Ю. Специфика аллюзийности в романе А. Битова «Пушкинский дом» // Филология в системе современного университетского образования: Материалы научной конференции. М.: Изд-во УРАО, 2006. Вып. 8. С. 216-222.

В «Пушкинском доме» функционирует множество мотивов и тем, явно или имплицитно апеллирующих к Набокову (образ автора – расстановщика фигур-героев перед решающей партией, ключевые набоковские темы – шахматы, бабочки; повествовательная модель, формирующая круг, – в романе его форма представлена образом скорпиона, кусающего себя за хвост). «Известная «вторичность», – замечает Скоропанова, – автора не пугает, во-первых, потому, что постмодернистская «вторичность» — не «простое повторение» (Скоропанова, 403), а творческое переосмысление созданного ра­нее, во-вторых, потому, что и «гении, как правило, не изобретали но­вых форм, а синтезировали накопленное до них» (там же)».

Однако данное высказывание наиболее ярко дополняет замечание Г. Блума: «Рациональная формула всякого сильного поэта звучит так: пусть там, где было стихотворение предшественника, отныне будет мое» (парафраз из Фрейда «Там, где было Оно, должно стать Я» (Блум, 25)) и, по нашему мнению, более точно выражает специфику влияния Набокова на Битова.

Основным поводом, позволяющим говорить о влиянии Набокова на Битова, становится тот факт, что в качестве главного героя в «Пушкинском доме» перед нами предстает не персонаж, а тема: «И если нас вот сейчас спросить, о чем весь этот роман, то мы бы сейчас не растерялись и уверенно ответили бы: о дезориентации» (109)[1]. И далее: «…героем становится и не человек даже, а некое явление, и не явление – абстрактная категория (она же явление), такая категория… которая, как по цепной реакции, начавшись с кого-то, и может, давно, за пределами рассказа, пронизывает всех героев, их между собой перепутывает и убивает поодиночке, передаваясь чуть ли не в момент смерти одного в суть и – плоть другого; потому что именно у этой категории, внутри моего сбивчивого романа, есть сюжет, а у героев, которые все больше становятся, от протекания через них одного лишь физического (не говоря об историческом) времени, «персонажами», – этого сюжета все более не оказывается; они сами перестают знать о себе, кто они на самом деле, да и автор не различает их, чем дальше, тем больше, а видит их уже как некие сгустки, различной концентрации и стадии, все той же категории, которая и есть герой… Но – что же это за категория?!» (250). Читать далее

Антоничева М. Ю. Набоковский миф России: от фактуальности к фикциональности

Антоничева М. Ю. Набоковский миф России: от фактуальности к фикциональности // Филологические этюды: Сборник статей молодых ученых. Саратов: Изд-во Латанова В. П., 2005. Вып. 8. Часть I-II. С. 107-111.

В интервью А. Герен 1959 года на вопрос журналиста: «Вы вернетесь в Россию?» В. Набоков ответил: «Нет. Никогда. С Россией покончено. Это сон, который мне приснился. Я придумал Россию. Все кончилось очень плохо. Вот и все.» [Набоков о Набокове и прочем, 2002. С. 84].

Писатель-эмигрант, вынужденный, подобно большинству современников, покинуть свою родину, он уже тогда понимал, что возвращаться некуда: «Я никогда не вернусь, по той простой причине, что вся Россия, которая мне нужна, всегда при мне: литература, язык и мое собственное русское детство» [Набоков, 1999. С. 139].

Именно совокупность этих трех элементов позволила Набокову сформировать в своих произведениях идеальный хронотоп «родной страны» («взаимосвязь временных и пространственных отношений» [Бахтин, 1975. С. 234]), или, миф России (который понимается через переносное его значение – «вымысел»: «художественная конструкция возможной действительности» [Шмид, 2003. С. 24], возникновение и художественная реализация которого стала предметом данного исследования. Читать далее

Антоничева М. Ю. Роман С. Соколова Палисандрия как завершение набоковского мифа России

Антоничева М. Ю. Роман С. Соколова «Палисандрия» как завершение набоковского мифа России // Вопросы истории и теории русской литературы XX века: Материалы VIII Виноградовских чтений. Москва, филологический факультет МГПУ, 23-26 марта 2004 г. М.: МГПУ, 2004. С.119-124.

«Палисандрия» (1989) является на сегодняшний день последним опубликованным романом С. Соколова. Постмодернистское произведение, представляющее собой пародию на жанр мемуаров, одновременно (в соответствии с постмодернистской множественностью кодов) может быть рассмотрено как завершение мифа России, актуального в поэтике В. Набокова. «Миф» в данном случае понимается через переносное его значение – «вымысел». Читать далее

Антоничева М. Ю. Специфическая модель двоемирия в романе «Приглашение на казнь» В. Набокова и сказке Л. Кэрролла «Алиса в стране чудес»

Антоничева М. Ю. Специфическая модель двоемирия в романе «Приглашение на казнь» В. Набокова и сказке Л. Кэрролла «Алиса в стране чудес» // RELGA (научно-культурологический Интернет-журнал) №9 [131] 01.05.2006. ISSN 1814-0149.

Роман «Приглашение на казнь» оказался одним из самых интерпретируемых романов Набокова. Уже сразу после его публикации в критической литературе возникли споры о жанровой принадлежности романа и о пространстве повествования [1]. На сегодняшний день существует множество интерпретаций этого произведения: «как экзистенциальной метафоры, идеологической пародии, художественной антиутопии, сюрреалистического воспроизведения действительности, тюремности языка, артистической судьбы, эстетической оппозиции реальности, тоталитарной замкнутости, свободы воображения и. т. д.» [2]. Продолжая цитировать Н. Букс, стоит обратить внимание на ее замечание о том, что «исследовательские трактовки не исключают, а дополняют друг друга, разворачивая художественное и смысловое богатство текста» [3].

Традиционно в литературоведении считается, что характерной особенностью любого произведения является способность или желание автора выразить в нем какую-то определенную идею. Здесь стоит упомянуть замечание П. Бицилли: «Художественное совершенство служит несомненным доказательством, что произведение выражает вполне идею, возникшую в сознании художника» [4]. Примечательно, что и Набокову, и Кэрроллу критика отказывала в этом. Большинство критических высказываний, направленных на счет их метода и произведений, связаны с тем, что их обвиняют в абсолютной безыдейности (нонсенс у Кэрролла как отказ от смысла), в игре ради самой игры (в данном контексте стоит сравнить уже ставшее классическим высказывание Бунина о Набокове «талантливый пустопляс» с не менее классическим замечанием Честертона: «Кэрролл всего лишь играл в Логическую Игру; его великим достижением было то, что игра эта была новой и бессмысленной» [5]).

На наш взгляд, попытка сопоставления «Приглашения на казнь» с литературной сказкой дает возможность расширить границы интерпретации романа, так как «сопоставляемые так художники как бы взаимно освещают друг друга, содействуют тому, чтобы мы могли уловить у каждого из них то «необщее выражение лица», о котором говорит Баратынский, увидеть, какие именно черты составляют это своеобразие их облика» [6]. Более того, стоит отметить, что уже существуют работы, связанные с обнаружением аллюзий на волшебные сказки в набоковских произведениях [7]. Читать далее

Антоничева М. Ю. К вопросу о влиянии метафизики и художественной практики В. Набокова на поэтику А. Битова

Антоничева М. Ю. К вопросу о влиянии метафизики и художественной практики В. Набокова на поэтику А. Битова // RELGA (научно-культурологический Интернет-журнал) №9 [111] 17.06.2005. ISSN 1814-0149.

Специфика обращения к теме «Набоков–Битов» на первый взгляд кажется условной, так как всем известно высказывание А. Битова, согласно которому его знакомство с произведениями В. Набокова произошло только при завершении работы над «Пушкинским домом»: «К моменту, когда раскрыл “Дар”, роман у меня был дописан на три четверти, а остальное, до конца, – в клочках и набросках» [1, с. 406]. Подобное высказывание с некоторыми изменениями часто повторяется в различных интервью Битова. Однако, учитывая то, что работа над «Пушкинским домом» велась автором в течение многих лет [2], (впервые роман вышел в самиздате, а на сегодняшний день окончательным вариантом можно назвать второй том «Империи в четырех измерениях»), трудно не учитывать возможность влияния на поэтику Битова метафизики и художественной практики В. Набокова. Читать далее

Антоничева М. Ю. О роли двойной аллюзии в романе В. Набокова «Король, дама, валет»

Антоничева М. Ю. О роли двойной аллюзии в романе В. Набокова «Король, дама, валет» // Библия и национальная культура: Межвузовский сборник научных статей и сообщений. Пермь: Перм. ун-т, 2004. С. 228-230. 

Всем известна манера В.Набокова писать свои романы, составляя целое из разрозненных частей, воссоздавая таким образом реальность: «Я не пишу последовательно от начала до следующей главы и так до конца. Я просто заполняю пробелы в картине, в этой составной картинке – загадке, которую я совершенно ясно представляю, вынимая кусочек тут и  кусочек там и заполняя часть неба и часть пейзажа, и часть – не знаю чего, пирующих охотников»[1].

Специфика данной работы заключается прежде всего в выявлении значения такого «кусочка» для общей структуры повествования, поскольку, как отмечал Г. А. Гуковский: «…только такие утверждения о сущности, об идейно-художественном характере творчества писателя научно весомы и методологически правильны, которые могут быть продемонстрированы и доказаны на любой части его произведений[2].

Таким образом, потенциальная возможность определения авторской интенции путем неоднократного возвращения к его текстам, а также сопоставления различных частей и компонентов текста (в данном случае —  эпизодических персонажей) представляет собой возможную интерпретацию художественного стиля писателя как «некоторую гипотезу, которую мы проверяем на способность объяснить максимум элементов текста»[3].

В данном случае таким компонентом становится эпизодический персонаж романа «Король, дама, валет» Менетекелфарес, выявление роли имени которого имеет непосредственное отношение ко всему художественному целому. Читать далее

Антоничева М. Ю. Женщина в черном: ахматовский образ в прозе В. Набокова

Антоничева М. Ю. «Женщина в черном»: ахматовский образ в прозе В. Набокова // Филологические этюды: Сборник научных статей молодых ученых. Саратов: Изд-во Латанова В. П., 2004. Вып. 7. Часть I – II. С. 141-143.

В связи с изучением поэтики Набокова и ее взаимодействия с литературной традицией широко используется компаративистский метод. В силу неприятия Набоковым поэзии Ахматовой, высказанного им в рецензии на сборник стихов Ирины Снесаревой-Казаковой «Да святится Имя Твое» (1927) («На современных поэтесс Анна Ахматова действует неотразимо и пагубно. От нее пошла эта смесь женской «греховности» и «богомольности» [Цит. по: Шраер, 2000. С. 245]), в современном набоковедении в рамках данного метода можно выделить два аспекта исследований:

  • отношение Набокова к «женской поэзии» вообще [Шраер, 2000] и
  • влияние поэзии Ахматовой на поэзию и прозу Набокова.

Тематическую взаимосвязь стихотворений Набокова и Ахматовой обнаруживает в своей работе Г. Н. Смолякова (тема России, потусторонности – зазеркалья, одиночества) [Смолякова, 1999]. Впервые «ахматовский след» в прозе Набокова был обнаружен Арьевым в повести «Волшебник» через аллюзию к «Колыбельной» (1915) Ахматовой в словах матери девочки, а также, в стихах Лизы Боголеповой в «Пнине» [Арьев, 2001. С. 169-194]. На сегодняшний день история этого вопроса ограничивается лишь упомянутыми тремя именами.

Данная работа представляет собой попытку взглянуть на взаимодействие художественных практик Ахматовой и Набокова с иной точки зрения, цель ее – анализ образа лирической героини (субъективного «я») Ахматовой в прозе Набокова (так называемой «женщины в черном»), особенность обращения автора к нему и трансформация этого образа в набоковском творчестве. Читать далее